Историческая справка

Временное Положение об управлении в степных областях Оренбургского генерал-губернаторства от 11 июля 1867 года законодательно закрепило присоединение Казахстана к России.

Султаны Арынгазыевы. Айшарык Беккбауов. Из воспоминаний Е.М.Потудиной-Мощенской

 

Население Казахстана неоднозначно встретило новый Закон об управлении народами Средней Азии. Официально назывался он: "Временное Положение об управлении в степных областях Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторств". Неофициально же это положение распространялось на все расположенные рядом территории. Наряду с принятым выше решением правительство приняло "Временное положение об управлении в Семиреченской и Сыр-Дарьинской областях" от 11 июля 1867 года. Этот акт правительства законодательно закрепил присоединение Казахстана к России на завершающем этапе данного исторического процесса.

В связи с неоднозначностью восприятия местным населением новых положений (часто происходили волнения, а иногда даже отдельные выступления) наряду с оперативными мерами генерал-губернатор Тургайского края Крыжановский счёл необходимым к уже существующим (Карабутакское, Иргизское, Аральское и т.д.) укреплениям создать в урочище Актобе ещё одно, как указано в приказе, "для защиты личности, имущества и торговли". С этой целью в конце марта 1869 года в урочище прибыл отряд под командованием подполковника Круторожина, в составе которого находились две сотни казаков и два конных орудия. Круторожин подобрал место для будущего укрепления и доложил о готовности принять основные силы. Общаясь с главой местного рода Арынгазиевым, командир отряда передал ему "обязательное" приглашение военного губернатора явиться в Оренбург ещё до прибытия отряда Борха. Арынгазиев проигнорировал это приглашение.

Губернатор края спешил. Поэтому уже к 9 мая 1869 года к месту дислокации прибыл второй отряд под командованием графа Борха, который состоял из двух рот Оренбургского казачьего батальона, одной сотни казаков и 14 артиллерийских повозок. Началось строительство Актюбинского укрепления. Вместе с отрядом Борха в укрепление прибыл и военный губернатор Баллюзек, который немедленно потребовал к себе султанов Арынгазиевых. На вопрос Баллюзека, почему Арынгазыевы не явились к нему в Оренбург ещё до прихода отряда в укрепление, последние ответили, что опасались быть задержанными по навету враждующего с ними Кийкина. В качестве примера был приведён факт, происшедший с Кангалием Арслановым, который по навету Чулака Айбасова председателем организационной комиссии по Уральскому уезду подполковником Черноморцевым был причислен к подстрекателям восстания. Случай с Арслановым - наглядный пример того, какие тогда царили нравы и взаимоотношения среди правящей иерархии.

Чулак Айбасов представлял один из известных родов в комиссии Черноморцева. Желая выдвинуть своего зятя Омара Козаева на место Арсланова, он стал интриговать против последнего, чтобы освободить место. В результате удалось убедить Черноморцева в том, что Арсланов якобы является главным противником нового закона. Черноморцев написал об этом донесение военному губернатору Уральской области Верёвкину и пакет с донесением вручил для доставки самому Арсланову. Тот, естественно, его прочитал. Узнав, что в Уральске ему готовится ловушка, Арсланов бежал в Хиву, захватив "по пути" 10 тысяч кибиток. В это время генерал Скобелев штурмовал Хиву и терпел неудачу за неудачей. Арсланов добился к нему приёма и доказал свою невиновность. Скобелев прочитал донесение Черноморцева и по телеграфу добился помилования. Арсланов в свою очередь помог Скобелеву ускорить взятие Хивы.

Баллюзек внимательно выслушал Арынгазыевых и воздержался от намечаемых по этому случаю мер. Имеется в виду статья "Отказ подчиниться закону". Однако в своём отчёте по поводу поездки в укрепление генерал отметил неблагонадёжность Арынгазыевых. По поводу вообще положения дел на данной подведомственной территории Баллюзек сообщил, что население к власти относится "лояльно". Однако всё было не совсем так. После прибытия второго отряда почти всё местное население откочевало в Уральскую область. Остались в основном представители рода султанов Арынгазыевых и группа повстанцев, возглавлял которую Айшарык Бекбауов.

Его отряд, по существу, полностью контролировал всю территорию урочищ, хотя Баллюзек и договорился с Арынгазыевыми относительно земельных владений. Правая сторона по договорённости вплоть до Каратугая теперь принадлежала Арынгазыевым, часть левой в радиусе нескольких километров принадлежала Укреплению. Ни на само укрепление, ни на его обитателей повстанцы не нападали. Айшарык Бекбауов добивался, чтобы местные жители (казахи) бойкотировали все распоряжения властей, не подчинялись российским законам, всячески противодействовали внедрению новых порядков.

Как я уже говорил, отряд повстанцев военного гарнизона не трогал. Но однажды в районе Бистамака повстанцы напали на казачью полусотню, сопровождавшую подполковника Круторожина. При отряде находился небольшой обоз. Айшарык Бекбауов в полном составе напал на полусотню и успел даже захватить обоз. Но опомнившиеся казаки приняли бой, отбили обоз, а самого Айшарыка смертельно ранили. Были потери и среди казаков. Что интересно, после этого случая сопротивление, практически, прекратилось. Именно тогда старейшина рода Арынгазыевых сказал: "С соседями враждовать негоже, с соседями надо торговать". Эти слова старого аксакала стали пророческими. Вскоре из Арынгазыевых вышли промышленники, известные скотоводы, чиновники и представители интеллигенции.

 

Из воспоминаний Е.М.Потудиной (Мощенской)

"Я родилась в 1888 году, поэтому, как вы сами понимаете, "застала" Актюбинск уже уездным городом. О том, как Мощенские попали в Актюбинск, разговор особый и я уже об этом говорила, всё со слов бабушки, дедушки и, конечно же, моих родителей. Подвергнуть какому-то анализу или обобщению всего увиденного и услышанного в детстве я не могу, но привести факты, по которым можно в деталях определить жизнь горожан, я в состоянии. Хорошо помню крутые ступеньки, ведущие куда-то вниз и с которых мы, дети, частенько падали. Достаточно хорошо помню землянку, построенную солдатами ещё летом 1878 года и обкопанный глубокой канавой огород, на котором чего только не росло. Особенно запомнился запах стручков зелёного горошка. Воду для полива возили с Илека в кадушках и конных водовозках. Позже стали рыть колодцы. Ещё позже запустили водопровод.

Землянка, в которой я практически провела детство, это помещение, наполовину врытое в землю с двумя оконцами "на прычилок" (улицу), традиционной завалинкой и глиняной крышей, которую надо было ежегодно "подмазывать". Глиняный пол был скопирован с казарменного. Насыпался слой песка, ложились "обтёсанные" (без коры) плетни, слой листьев (сухих) или соломы и всё это заливалось глиняным раствором. Большую часть комнаты занимала "груба" (печка) с плитой. Размер помещения где-то 5х7. Всё зависело от достатка и возможностей хозяина. Такие землянки строили почти все первые поселенцы, потом их всю жизнь перестраивали. Главным строительным материалом был саман. Мои дедушка и бабушка привезли с Украины прялку и ручной ткацкий верстачок, поэтому все Мощенские дети слово "кострица" знают не понаслышке. Зато все щеголяли в полотняном "обшиве". Жать "прядиво" (коноплю), вязать снопы, мять, прясть "куделю", ткать, затем вымачивать и отбеливать в Илеке полотно – дело не только знакомое, но и привычное. Причём, делали мы эту, далеко не детскую, работу с превеликим удовольствием, зная, что бабушка обязательно отблагодарит нас какой-нибудь обновой. Покупать ткани в магазине нашим родителям было не по карману.

Вокруг Укрепления в радиусе 8-10 километров была городская земля, а дальше казахская. Отделены они были друг от друга двумя бороздами. Нарушать "грань" было строго запрещено. На городской земле было большое количество озёр. Помню я два озера в конце улицы Джамбула, в районе гортопа. Но самым крупным и богатым рыбой было Кривое озеро. Почему я так подробно всё это знаю? Мой отец с самого приезда на поселение постоянно рыбачил. Он по-настоящему любил это дело и очень часто брал нас с собой. Так что верши, янтеря, сети тоже пройдены мною.

На городских землях было много лугов, в том числе и заливаемых весенними паводками. Городские власти продавали и сдавали их в аренду жителям. Земли под посевы хлебов продавались с торгов. Между речками Саздинкой и Женешкой у нас тоже был участок. Урожай жали серпами, потом лобогрейками, кто побогаче - молотили цепами и каменными катками. Муку мололи на ветряных мельницах. Работала и водяная, хозяином которой был Габбасов. Располагалась она на том месте, где находится дом отдыха. Впоследствии на Курмыше Каюдин построил паровую, которая пользовалась у горожан большим успехом.

После пуска железной дороги поток переселенцев увеличился и землю для застройки стали отводить согласно составленного генерального плана. Начали практиковать массовые "поуличные" нарезки. Так, для прибывших с Дона на Оторвановке были отведены места для заселения сразу трёх улиц: Донской, Новочеркасской и Кубанской. Для приезжающих стали вводиться льготы, начиная с проезда и кончая ссудой для приобретения лошади, коровы, сельхозинвентаря и т.п. Срок погашения 3-5 лет.

Уже на моей памяти военным начальником был Молчанов, военным врачом Усольцев, уездным начальником Сухин, его помощником Курятников. Молчанов имел в Петропавловске хутор и крупное хозяйство. Полевые работы и уход за скотом осуществлялись солдатами. При начальнике служило два денщика, одним из них распоряжалась барыня. Город долго не имел своего врача. Усольцев оказывал помощь только в исключительных случаях. Среди гражданских была большая смертность, особенно среди детей. Самое первое кладбище находилось у восточного подножья малого холма метрах в трёхстах от озерца. Там хоронили в основном солдат и казаков. Второе "железнодорожное" на месте тюрьмы, третье за Оторвановкой. Было и мусульманское, но я не помню, где. После пуска железной дороги открылась ведомственная больница, куда могли обращаться и горожане. Стало легче. В 1912 году после большого урожая, наконец открылась 1-я городская больница, «переселенческая», которая расположилась на западной части малого холма. Сейчас на этом месте хирургическое и глазное отделения. В 1912 году построили новую городскую управу и некоторые другие административные здания. Однако простые люди вряд ли почувствовали облегчение. Жизнь всё равно была тяжёлой. Одни купались в роскоши, большинство других умирали с голоду. Смерть от голода и от болезни была явлением привычным.

Актюбинск практически никогда не имел своего храма, хотя место для него Городская управа выделила ещё в начале столетия. На этом месте сейчас стадион. Однако не было средств. К тому же действовала гарнизонная церковь, которая обслуживала и горожан. Где-то уже перед революцией гарнизонное руководство передало храм городу вместе со священником Мазохиным. Однако с приходом революции Мазохин, публично прокляв большевиков, на службу не вышел, и церковь надолго осталась без священника. Службу правили случайные люди, они часто менялись, в результате чего происходили всяческие скандалы, доходившие до непристойностей. Скорей всего и поэтому, когда в 30-х годах строился дом культуры, храм был разрушен, и часть кирпича была использована на рядом строившийся объект нового веяния".