ИЗ ДАЛЁКОГО ПРОШЛОГО

Дид Грыцько. «Аж у саму Сыбир…» Дорога в восемьсот дней. Переправа через Саздинку. Укрепление? Крепость? Или… Из воспоминаний И.П.Карпова. ржаной солдатский хлеб. Работа. Земельный надел. Рождение Василька. Какой была речка Саздинка.

 

События, о которых пойдёт речь, происходили давно, далеко от Актюбинска и на первый взгляд будто бы никакого прямого отношения к нам не имеют. Однако, как говорится, судьба играет человеком, а человек…

В слободке Ивановской Бирученского уезда Воронежской губернии "дида Грыцька" знали все от мала до велика. А прославил старика его дерзкий и неуживчивый характер. Никто никогда не слышал его настоящей фамилии, даже уличной клички не было, что случается в тех местах не часто, никто не помнил его жены, а уж обо всём остальном и говорить нечего. Поговаривали, будто появился он в здешних местах сразу же "после француза". Без семьи, без детей один одинёшенек.

На вопрос, сколько ему лет, дед обычно отвечал – "СОТНЯ 3 гаком!". Однако, несмотря на возраст, старик не любил отсиживаться, как принято говорить, "сложа руки". Сам "сбудував" себе хатку, "пид очэрэтом", имел лошадь, поговаривали, будто у него и деньжата водятся, но это только так говорили. Две попытки жениться успехом не увенчались и свой "гак" он доживал один. Случилось так, что на хуторе Гриценко умер его дальний родственник, оставив в сиротах мальчишку. До 1861 года крестьяне хутора Гриценко принадлежали графу Шереметьеву, а после "воли" разбрелись кто куда. Так, в хате "дида Грыцька" появился бывший крепостной, круглый сирота Иван Антонович Мощен. Фамилию "хлопчику" дед, естественно, дал свою. Кроме всего прочего, в хате "пид очэрэтом" появился теперь и объект для воспитания. За основу своей воспитательной работы дед взял религию и "працю". Грамота отвергалась полностью.

- Пысаръчукы, цэ злодии, - наставлял дед парня.

А парню было уже "дэсь" за шестнадцать. Успевший попробовать вкус горького крепостного хлеба, несмотря на необузданный характер деда, Ванько рос послушным, работящим и физически крепким. Правда, был малообщительный и неразговорчивый. Утром молитва, вечером молитва, а целый день работа по найму. Настала пора обзаводиться семьёй. Но какая дивчина пойдёт в "такую" семью? Помог случай. Старик узнал, что на хуторе Карпенковом у далёкой его родственницы Солохи живёт в "наймичках" дивчина на два года старше Ванька и тоже круглая сирота.

Сговорились, и дед пристроил её в свою семью на правах родственницы. В конечном итоге Ванько и Палашка поженились. Девушка стала настоящим кладом для старика, но особенно для Ивана. У неё, как говорят люди, всё горело в руках. Тётка Солоха в приданое дала Палашке прялку и ручной ткацкий станочек. Молодая женщина, в отличие от мужа, была весёлой, общительной, умела ладить с людьми и, самое главное, смогла найти контакт со стариком. Жизнь стала более-менее налаживаться, но дед прекрасно понимал, что без земли Ванько никогда не станет настоящим хозяином.

А на "подвирри" бегали уже четыре маленьких Мощена.

Чувствуя, что дело идёт к закату (108 лет), старик собрал семейный совет и обратился к Ивану и Палашке с такими словами:

- Вы бачитэ, як люди жывуть? А будэ ще хужэ. Свои тры аршина я знайду, а що будэ з вамэ, дитьмы? Тыпэр вы повинни шукать щастя для своих дитэй. Кажуть, в Сыбыри багато зымли…

После этого разговора семья Мощенов зaсoбиpaлaсь. Куда? Это была семейная тайна.

 

"Аж у саму Сыбир"

Похоронив деда и исполнив положенные христианские ритуалы, семья начала открыто готовиться в дальнюю и долгую дорогу. Наученный жизнью Ванько подготовку начал с повозки. Часть оставленных стариком денег было потрачено на "бричку" с настоящими, железными осями, дубовыми ступицами и спицами, обтянутыми металлическими ободьями. В сельской кузне он был своим человеком, так как часто заменял молотобойца. Всё это теперь пригодилось.

- Куда ж цэ вы? - спрашивали односельчане.

-Та у Сыбир, - отвечал Ванько.

- Аж у саму Сыбир, - ужасались люди. - Далэко?

- Звидциля ны выдно, - отшучивалась Палашка.

Одни сочувствовали, другие завидовали, третьи шли "думать". Желающих уехать на "вольные земли" было много. Не было денег.

Отъезд назначили на "писля половодья". Накануне отъезда произошла первая семейная ссора. Ванько категорически отказался брать с собою прялку и верстак.

- Ну, куда я, на голову себе пристрою? - возмущался он.

- Тогда не поеду и я, - решительно заявила Палашка.

Вот так. Сначала Иван надеялся, что она "отойдёт" и привёл даже покупателя, но…

Выручил кум.

- Что вы спорите, давайте разберём, подвесим на подтентовые обручи, и никаких проблем.

Так и сделали.

- Ну, та щож я буду робыты биз ции справы, - примирительно сказала Палашка.

- На горбу будэш таскаты цю справу, - не сдавался Ванько.

На проводы Мощенов пришло много людей.

- Пришлить лысточка, як доихалы. Чи цэ правда, що там зымли багато?

Возок тронулся и Ванько взял направление на Головный шлях. В горле стоял комок, и хозяин еле сдерживал слёзы. Дети, словно галчата, молча глядели на "татка", будто чего-то ждали.

- Но, - дёрнул вожжи хозяин и, хлестнув лошадь, сказал, – С Богом!

Началось долгое и изнурительное путешествие. Проехали Воронежскую, Тамбовскую, Саратовскую губернии, везде такая же, как и на Украине, нужда, горе, безземелье и голод, голод. Везде собирают ходоков, везде только и разговоров о сказочно богатых вольных землях. Пешие, конные, телеги с домашним скарбом движутся на восток в одном и том же направлении – ОРЕНБУРГ. Говорят, скоро выйдет Царский Указ о заселении неведомых земель. Надо спешить, а то…

Ванько сокращает остановки, добавляет лошади овса, не жалеет ни себя, ни семью. Надо спешить. Однако и без того плохие дороги совсем раскисли от дождей, превратились в настоящее месиво. Да когда же появится этот распроклятый Оренбург? И вот, когда уже одна нога почти ступила на кромку счастья, случилось непредвиденное. Истощённая до предела лошадь утром не поднялась.

Случилось это в нескольких верстах от станицы Холодные Ключи Татлинской волости, Оренбургской губернии. До станицы помогли добраться казаки, они же помогли, и определиться переселенцам в первые дни горя. Почти два года пришлось батрачить у станичников, чтобы "выправить" лошадь. Работали все. Пришлось собрать прялку и верстачок. Палашка снова оказалась на высоте. Ванько научился подковывать лошадей, за что был удостоен особого уважения станичников. Наконец лошадь куплена, бричка отремонтирована, запасы еды и воды пополнены, можно продолжать путешествие дальше. Надо было спешить, Палашка ждала пятого ребёнка. В Оренбург! Скорей, в Оренбург!

В канцелярии губернатора Ивану выдали соответствующее направление в уездный центр Илецкая Защита, с перечнем всех членов семьи:

Мощен Иван Антонович, 34 года, глава семьи.

Мощен Пелагея Ивановна, 36 лет, жена.

Мощен Моисей Иванович, 12 лет, сын.

Мощен Ганна Ивановна, 10 лет, дочь.

Мощен Параска Ивановна, 8 лет, дочь.

Мощен Онисим Иванович, 5 лет, сын.

При подъезде к Илецкой Защите переселенцев встретил казачий патруль. Вежливо поздоровавшись, старшой попросил документы. Ванько подал все бумаги, которые у него были, и настороженно стал ждать. Это была первая за всю дорогу официальная проверка. Задав несколько дежурных вопросов, офицер вернул документы и неожиданно спросил.

- А вам подорожные выплатили?

Ванько растерялся и словно воды в рот набрал. Вмешалась Палашка.

- Яки подорожни?

- Переселенцам на дорогу положено по закону выдавать денежное пособие. До укрепления ведь 300 вёрст. За что вы овёс купите? Травы же пока что нет. В Илецке запаситесь овсом и купите хотя бы один куль муки. Вам повезло, что в эту зиму было мало снега, а то бы в это время каждая балка превратилась в Волгу. Всё равно путь долгий. Если возникнут проблемы с мясом, выливайте сусликов. Не хуже твоей курятины, - засмеялся офицер и, пришпорив лошадей, разъезд умчался. Иван молчал.

- Ты чула?

- Чула.

- Можа, звэрнымся?

- Ни, ни... Хай воны подавляться тимы гришмы, - возразила Палашка.

- Ho! Пысарчукы тpыкляти... злoдии...

Вaнькo долго ещё вспоминал недобрым словом слишком уж вежливого пожилого чиновника, который оформлял им документы.

"Как же всё-таки плохо быть неграмотному", - думала Палашка. Но вслух высказать свои мысли побоялась. Оба вспомнили добрым словом "дида Грыцька". Он знал, что говорил.

И снова степь..., степь..., степь... Глазу не на чем задержаться. Чем дальше продвигались на восток, тем хуже была дорога. Отъехав несколько вёрст от Менового двора, поселенцы встретили Большой караван, который буквально поразил их своим великолепием.

Аман... аман ба... аман... караванщики подходили к Ивану, здоровались за руку. Некоторые говорили по-русски. Караван шёл из Ташкента в Самару. Эта случайная встреча осталась у каждого в памяти на всю жизнь. И ещё слово Аман.

Как ни старался Иван подкармливать Сирка овсом, было заметно всё же, что тот выдыхается. Поэтому решили по очереди идти пешком, а на подъёмах телегу подталкивать.

Однажды поселенцев обогнал казачий почтовый разъезд из четырёх человек. На вопрос Ванька далеко ли до укрепления Актюбе, старшой ответил:

- Так вы уже дома... почти. Переправитесь через одну речку, затем через другую, увидите два больших холма и крепость. А вы едете к кому или...

Ванько показал старшему документы.

- А... И вот так от самой Украины и едете?

- Так, так, - ответил Ванько, - с самой Украины.

- Оно и видно. Лошадка совсем того... Но теперь близко, считайте, что уже дома. Бог вам в помощь.

- Спасыби добри люды, спасыби, - крикнул им вдогонку Иван. - А тэпэр, диткы, давайте помолымся. Слава богу, слава богу...

К речке подъехали в приподнятом настроении. Наконец-то закончились мытарства и мучения. Слава, слава Богу, Великому нашему Иисусу Христу!

Ванько соскочил с телеги и, внимательно изучая следы, подошёл к самой воде. Свежая колея вела на гать, сложенную из плетней, переложенных жёрдочками.

- Н-ничего себе придумано, - подумал Ванъко, - и вода не задерживается, и колёса не вязнут.

Паводок уже прошёл, но на правом берегу лежал ещё снег. Промеряв "кийком" глубину поверх плетней от берега до берега, он решил переезжать. Вода доходила всего до щиколоток. Надев сапоги без портянок, он перекрестился, влез на облучок и уверенно натянул вожжи.

- Но... о-о, Сирко, постарайся... милый... Но!

Сирко рванул оглобли и без остановок протащил телегу на другой берег. Переобувшись и поблагодарив бога, Ванько, взяв вожжи в руки и, чтобы согреть ноги, некоторое время прошёлся пешком.

- Много ли человеку нужно, чтобы он был счастлив? - думал он. - Вот переехали речку, и на душе как-то спокойнее. Завтра дадут надел земли, и все мы будем счастливы.

Ко второй речке подъехали, когда солнце уже начало клониться к закату. Здесь была такая же гать из плетней, как и на первой, но повыше, да и воды было больше. Пришлось снова снимать сапоги и производить замеры. Вода поверх плетней почти доходила до колен. "Бог поможет", - думал Ванько. Беспокоило другое. Вот переправятся они на другой берег, а что делать дальше? Куда ехать? Холмы действительно есть, вот они, а крепости нет. Такая же степь, как и раньше. Правда, у подножья малого холма какие-то строения просматриваются..., но чтобы их можно было назвать укреплениями... Неужели путь ещё не окончен? Однако надо было переправляться. Тут тоже были некоторые сомнения. Ощупью Иван определил, что верхний плетень на противоположном берегу чуть-чуть короче нижнего. На какой-то буквально вершок-два. Но ведь кто-то же до него проезжал, да и не один раз, наверное. На всякий случай Моисею и Ганне было велено снять обувь и помогать Сирку. Сам он взял лошадь под уздцы и, помолившись, решительно двинулся на другой берег. Всё вроде бы пошло нормально, но вдруг ровно на середине течения лошадь вдруг остановилась. Вода была ровно по ступицы. Постояв минуту-две, Сирко, дружно понукаемый хозяевами, вдруг резко рванул вперёд и, одним махом очутившись у противоположного берега, вдруг остановился снова, затем, как бы по инерции, дёрнулся вперёд и, зашатавшись, как человек, упал, барахтаясь в ледяной воде. Попытка поднять лошадь успехом не увенчалась. Пришлось распрягать, вытаскивать из телеги весь домашний скарб и уже, затем общими усилиями выволакивать телегу из воды. Начало темнеть. Все были подавлены. Сирко мог стоять только на трёх ногах, задняя левая чуть ли не болталась.

Значит, снова остались без лошади, значит снова..., но тут кругом степь и ни одного живого человека, ни одной крещёной души. Первым нарушил молчание Mоисей:

- Тату, а дэ крэпость? Тут и людэй нэма.

- Бачу, сынку, бачу... - Ивана тоже это удивило - ни одной живой души.

- А мы що ны люды? Таки ж люды як и уси. Ныма крэпости? Сбудуемо, - пошутил он. - Завтра побачимо. А сичас...

Он вытащил из кожаного "кашпучка" крысало и, чиркнув по кремню, высек огонь. Убедившись, что всё в порядке, он, "задавив" тлеющий ватный трут, сказал:

- А сичас будэмо ночуваты.

Оттащив общими усилиями как можно дальше от злополучной речки телегу, первые переселенцы расположились на ночлег, не ведая, что именно эта речка, причинившая им столько неприятностей, эти холмы и эта степь станут для них второй Родиной, которую им придётся благоустраивать, беречь и даже отдавать за неё свои жизни.

А пока собранный мальчишками сухой хворост, вспыхнув ярким пламенем, заставил на секунду-другую прервать свою песню извечных ночных тружеников – сверчков, да насторожить нескольких гнездившихся неподалёку непуганых степных дроф.

 

Укрепление-крепость Актюбе

Похлебав приготовленной Палашкой затирухи, дети мгновенно уснули. Онисько, правда, заикнулся "про хлиб", но его оборвала Ганна:

- Иж, слава богу що цэ е. Хлиб будэ завтра.

- Правда будэ? - спросил Онисько.

Все промолчали, как бы не расслышав вопроса. Последний раз хлеб ели после Илецка.

Всё стихло, кругом ни огонька, ни звука. Родители проговорили почти до утра. И было о чём. Проснулся Ванько от пения жаворонка и от ярких лучей солнца, которое показалось из-за горизонта. Степная птичка как будто специально зависла над табором, чтобы разбудить и поприветствовать первых поселенцев. Настроение, действительно, сразу же поднялось. Ванько соскочил и сразу же кинулся к лошади. Сирко стоял на том же месте, где его поставил вчера Иван, стоял на трёх ногах, понуро опустив голову, как бы оправдываясь перед хозяином.

- Ни, Сирко, ты ны выноват, ты сделав всэ що смиг…

Он ласково похлопал лошадь ладонью по шее, подсыпал овса и начал осматриваться. На южной стороне холма действительно просматривались строения, но Ивана насторожило то, что среди них белели "кошмяни xaты" (юpты).

- Значит, это просто аул, - подумал он. Юрты и укрепление (крепость) как-то не состыковывались в сознании.

Посоветовавшись с Палашкой, Ванько решил сначала подняться на верхушку холма, чтобы как следует осмотреться и только потом пойти к строениям. День только начинался, а излишняя предосторожность в таких случаях никогда не помешает, тем более, дальнейшая поездка без лошади была просто немыслима. Оба надеялись всё же увидеть настоящее укрепление, куда и были выписаны в Илецке документы. Чувствовалось по всем признакам, что где-то рядом протекает более крупная речка, чем та, которая доставила им столько хлопот и горя. "Если придётся тут останавливаться, то держаться надо будет ближе к воде", - думал Иван и взял чуть левее, чтобы выяснить. В результате он вышел на вершину огромной кручи. По существу, это и была вершина холма.

То, что он увидел, потрясло до глубины души. Кругом, насколько хватало глаз, просматривались речки, озёра, луга и леса. Не надо иметь богатого воображения, чтобы представить себе всю эту красоту в зелёном убранстве. Ещё стоя над кручей Иван заметил, что на самой вершине, а это было совсем рядом, велись какие-то строительные работы, но самих людей видно не было. Солнце только-только взошло. Появилась какая-то искорка надежды. Огромная куча сложенных плетней, пирамидки самана, уложенные для просушки, обструганные брёвна - всё говорило о том, что затевается что-то серьёзное. А рядом со всем этим какие-то древние захоронения. Его повозка еле просматривалась.

- Стой! - услышал он вдруг человеческий голос. - Кто таков?

Иван от испуга остановился, как вкопанный, затем обрадовался и сделал шаг в сторону человека, окликнувшего его. Это был солдат с ружьём наперевес, видимо, ранее наблюдавший за ним из-за плетней.

- Стой! Не подходи! Кто таков? Откуда?

- Я Ванько Мощен з Украины…

- A… не земляк, значит. Так как же тебя кличут-то? Ва… Нь… ко…

- Ванько, Иван значит, - подсказал Ванько. - Это укрепление и есть?

- Ну, так бы и сказал, Иван. Да, это и есть укрепление. Тебе, Иван, надо к господину майору. Он о вас уже знает. О вашем прибытии вообще все знают со вчерашнего дня.

- Так вон оно что, - удивился Иван. – Значит, мы всё же прибыли на место.

Он готов был бежать немедленно к семье, чтобы поделиться услышанной радостью, но было слишком большое расстояние.

- Спасыби вам чоловиче на добром слови, - поблагодарил он солдата и направился к строениям, которые прекрасно просматривались с этого места. Настроение поднялось, и это придало ему силы.

- Бог в помощь, - ответил солдат, помахав ему вслед рукой. Позже Иван узнал, что солдат охранял пороховой погреб, а рядом начиналось строительство сторожевой вышки, переоборудованной позже в пожарную каланчу.

Первым подходившего Ванька заметил верховой погоныч, который почему-то сразу же остановил лошадей "в замесе" и уставился на подошедшего незнакомца. За ним прекратили работу и все саманщики.

- Эй, вы чего стали? – крикнул мужчина в белом картузе, разговаривавший с водовозом, только что слившим воду. Увидев постороннего, мужчина направился к Ивану.

- Здорово, переселенец, - обратился он к Ивану, протягивая руку. Иван растерялся. Начальник, и вдруг протягивает ему, Ваньку, руку.

- Здрастуйтэ…

- Кто? Откуда? По какой причине? – строго, напускным тоном, спросил подошедший. - Хотя о вас со вчерашнего дня говорит всё укрепление.

- Я Ванько… Иван Мощен…

- Hебось из самого Киева?

- Ни… Ни… Мы з Воронижской губернии. Пан начальник, мини б хлиба купыты та работу знайты.

Ванько поспешно подал мужчине документы. Тот внимательно прочитал их, и что-то записал в свою книжку.

- Пан…

- Не называй меня паном. А если я и пан, то только не тот, который тебе нужен сейчас. Я Чикалов Николай Петрович, здешний десятник, работаю у оренбургского купца Мошкова. Строим, как ты сам видишь, казённые сооружения. Кажется всё. А ты, Мощен… Ну и фамилия у вас, хохлов, без пол-литра не выговоришь. Вот ты меня паном кличешь, а хочешь сам паном стать? - Ванько вытаращил глаза, хотя и понимал, что тот шутит. Десятник что-то дописал в книжку.

- Да, да… Я без твоего разрешения пока к твоей фамилии приписал четыре буквы, всего четыре буквы и ты уже пан. Только послушай, как звучит – пан Мощенский! Так что пану Чикалову до тебя далеко. А теперь серьёзно. У нас все люди наперечёт. Я могу принять тебя подёнщиком с оплатой 40 копеек в день. Будешь подносить строительные материалы. Так что, пан Мощенский, завтра будьте ласковы подходить сюда к этому времени, и мы разберёмся, что к чему. А сейчас пан Мощенский, пойдёмте со мной и я вас кое кому представлю.

- Ну, чего стали? Цирк окончен. К вечеру чтобы все 500 саманов стояли в строю, как новобранцы перед генералом.

Ванько был на седьмом небе. Никогда в жизни ему так не везло, как сегодня.

…- Татку идуть! Татку идуть! - закричал Моисей, увидев маячившего вдалеке отца. Дети побежали навстречу. Иван отдал им обе краюхи настоящего ржаного хлеба, только что вынутого из печи, а сам то ли от голода, то ли от всего пережитого за день, а может быть, это, скорей всего, от счастья, несколько сбавил шаг, пытаясь, всё же разобраться, что произошло. Да, сегодня судьба была к нему благосклонна, а что будет завтра? Послезавтра? Что будет с детьми? Лошади нет, значит, и земля ни к чему. Зачем тогда, спрашивается, ехали сюда? Хорошо хоть какая никакая работа появилась. Сорок копеек в день тоже на дороге не валяются. Эх, если бы не случилось несчастья с Сирком! Земли-то, земли сколько здесь! Вся семья уже сидела "за рядном" и ждала отца. Но Ванько сначала подошёл к лошади. Подошёл, чтобы уже в который раз убедиться в том, что хлеборобское дело, ради которого проделан такой большой и тяжёлый путь, для него навсегда потеряно. А значит, потеряна и мечта, стать богатым хозяином.

- Ну что ж, - подумал он. - Бог взял, бог и воздаст. Только на него вся надежда.

Прочитав "Отче наш", все дружно принялись за еду. На обед была всё та же "затирка", но только теперь уже с хлебом, запах которого приятно щекотал ноздри и напоминал далёкую Родину.

После того, как все насытились, Ванько рассказал до мельчайших подробностей обо всех сегодняшних встречах, разговорах, о предстоящей работе и даже о сорока копейках за один рабочий день. Не умолчал и о случае с фамилией, придав этой части разговора шутейный характер.

- А теперь дети слушайте, что я скажу вам сейчас. Не всё, что я вам только что рассказал, понятно для вас. Я тоже как следует во многом, ещё не разобрался. Знаю только одно: отсюда мы никуда больше не уедем, это теперь наш дом, наша вторая родина. Вспомните, как мы сюда ехали, не забывайте сегодняшний день и эти "дви паляныци", которыми поделились с нами добрые люди. Мы с вашей мамой верим, что наступит такое время, когда вы обо всём этом расскажете своим детям и внукам.

(Чисто авторское. Подробности о поездке и о первом дне, проведённом на Актюбинской земле, подробно рассказала Екатерина Моисеевна Потудина (Мощенская) со слов её бабушки Пелагеи Ивановны Мощенской и отца Моисея Ивановича Мощенского на чаепитии для старожилов города в марте 1969 года в ДК железнодорожников.)

На третий день из Оренбурга прибыл начальник укрепления. А через несколько дней пожаловал и сам начальник уезда Шлитгер. Ждали губернатора. Переселенцам отвели земельный участок, солдаты помогли вырыть и как-то благоустроить землянку и даже вскопать огород. Руководство пообещало выхлопотать ссуду на приобретение лошади. Жизнь потихоньку налаживалась. Ванько через какое-то время перешёл в кузницу, Ганна "за харчи" поступила нянькой к воинскому начальнику Калмыкову, Моисей приспособился к рыбной ловле, что для семьи стало большим подспорьем, а Онисько стал "промышлять" вокруг казарм, иногда просто собирая "кусочки". Палашка нянчила новорожденного Василька.

Закон о заселении укрепления гражданскими лицами стал напоминать о себе всё чаще и чаще. Через два месяца рядом с Мощенскими поселились с семьями Аким Крутенских и Сергей Богдан. Осенью этого же года прибыло ещё восемь семей: Якова Каюдина, Ивана Алейникова, Григория Гузёва, Александра Трикозова, Дмитрия Шевцова, Павла Литнюка. А весной 1879 года прибыло сразу 16 поселенцев с семьями: Потудин Тихон, Сергеенко Григорий, Демьянченко Тимофей, Шаповалов Хрисанф, Серов Фёдор, Крохмалёв Василий, Красюк Игнатий, Боровенский Сергей, Барбетов Григорий, Литвинов Максим, Чупахин Григорий, Острожной Кирилл, Мещеряков Харитон, Потудин Алексей, Потудин Фёдор, Потудин Николай. Поскольку земельные участки отвели рядом со "старыми жителями", то и улица стала официально именоваться СТАРОЖИТЕЛЬСКОЙ (впоследствии Александровская, Карла Либкнехта, Шернияза). Количество жителей с каждым годом росло. Если в 1880 году в городе проживало 409 душ, то в 1885 году числилось уже 1989 душ, 1890 – 2103 души, 1895 – 3495 душ, 1900 – 6804 души, 1905 – 8313 души, 1910 – 11522 души, 1915 – 14048 душ.

 

Из воспоминаний Н.П.Карпова

"В 1878 году вышел Закон о заселении степных территорий Средней Азии. Так появились переселенцы из Центральных губерний России, Украины и т.д. Мой дед по матери, Серов, был среди таких переселенцев, прибывших с Черниговской губернии. Насколько я помню, в 1896-97 годах население города составляло где-то около 10000 человек. Это были русские, украинцы, татары, мордва. Татары селились в основном на восточном склоне холма. Занимались они в основном торговлей. Место это называлось "мещанкой" и "татарской слободкой". Украинцы и русские, в основном, занимались земледелием. Уже в моей памяти, а я родился в 1888 году, в городе работала кондитерская, колбасная, владел которой немец, хлебопекарня - турок, аптека - хозяин - еврей Лившиц. Было достаточно много частных магазинов и лавчонок. Большими магазинами владели Башкировы и Тухтины. Особенно много было кабаков. Лежать под забором зазорным не считалось. Я учился в мужской двухклассной школе. Помол зерна производился на водяных и ветряных мельницах. Первую паровую на Оторвановке запустил Каюдин. Каких-либо других предприятий в городе не было. Вокруг Актюбинска было много рыбных озёр. Самым крупным и богатым в этом отношении было Кривое озеро - остаток древнего русла Илека. Сам Илек и его приток Каргала были достаточно многоводны. О том, какой была Саздинка, можно судить хотя бы по такому факту. Когда через неё был, перекинут железнодорожный мост, то мальчишки прыгали с него в воду. Это считалось во всём городе чуть ли не верхом геройства".

На этом мы должны на время прервать свой рассказ о первых поселенцах и дальнейшем заселении города и вернуться хотя бы лет на 10-15 назад от появления в укреплении семьи Мощенских. Мне кажется, что читателю будет интересно знать, на каком историческом фоне возникла сама идея массового переселения из Центральной России и Украины в Среднюю Азию в целом и в Казахстан в отдельности. Ведь это коснулось судеб тысяч и тысяч людей, которые, кстати, расселялись вовсе не в "дикой" степи, как это иногда писали, да и сейчас ещё пишут некоторые "историки". Здесь тоже жили люди, причём, жили веками и не каждому из них нравились пришельцы. Я в своей работе назову фамилии многих из них, акцентируя внимание в основном на тех, кто внёс хоть какой-то вклад в развитие города, а в целом и края.