Бедствия. Смятение и разочарование…

Чума. Скарлатина. Голод. Дифтерия. Комитет народного здравия. Знахарка Петрова и другие. Главврач Чеботарёв «изобретает» порошки из мела и сахара и лекарство, настоянное на тараканах. Покупали. Говорили, помоагет. Зато город обошла холера, которая в это время свирепстсвовала в Оренбурге.

 

Не успели переселенцы забыть пережитые бедствия и "залечить" раны, как на их головы обрушилось новое бедствие: на рогатом скоте появилась эпизоотия чумы, продолжавшаяся в течение всего 1890 г., и многие поселенцы-земледельцы лишились последней опоры в хозяйстве - рабочей скотинушки. Ветеринарные врачи, руководимые областным ветеринарным Инспектором Добросмысловым, теряя голову, не имели совершенно покоя, вводя новые и новые меры борьбы.

На другой стороне реки Илек (как переехать ныне существующий мост, то влево надо правым берегом Илека), были оборудованы и покинуты в 1887-1888 гг. казахские землянки для карантина, куда и отправлялся скот, заподозренный в чуме. Карантин этот существовал с осени 1889 года и до весны 1890 г., пока не вышло новое распоряжение Министерства о том, чтобы убивался, как больной, так и здоровый скот, находящийся вместе в одном табуне или дворе. За убитую голову давалось вознаграждение до З5 руб. Выдаваемое вознаграждение в большинстве случаев являлось только некоторой частью убытка, если принять во внимание, что убитый скот из калмыкской породы, пригнанный из астраханских степей стоил от 75 до 100 рублей за голову. Много было слёз и горя среди и без того бедных поселенцев. Во время существования карантина или "колантыря", как называли его поселенцы-малороссы, происходили потрясающие сцены среди бедного семейства, у которого угоняли на "колантырь" последнюю пару волов-кормильцев. Как покойника, с горькими слезами провожали со двора последнюю скотинушку и долго-долго, с замиранием сердца смотрели вслед.

Отец с сыном, повесив головы, молча и угрюмо доставляют скотину на "колантырь", и сын в холодное время остаётся ухаживать за больной скотиной, а отец, глубоко и тяжело вздохнув, крестясь, возвращается в сырую землянку, зажигает лампадку и восковые свечи, принесённые огнём из "Страстей господних" и, обращаясь к детям, говорит:

- Ну, диточкы, молытэсь богу, щоб вин Отэць наш Мылосэрдный змылувався над намы гришнымы, и ны допустив бы, загынуть наший скотыни.

Долго и усердно молилось всё семейство, но беспощадная чума, не знающая жалости, не щадила и уничтожала последнюю опору и надежду земледельца. Опять отец и сын молча роют могилу в мёрзлой земле подвозят к ней на нанятой подводе павших волов, зарывают их, а затем, изнурённые физически и морально, падают на землю и горько-горько плачут по утраченному, доставшемуся им ценою кровавого пота.

Затем облегчённые слезами, оба возвращаются домой, но там начинаются новые слёзы, единственное облегчение душе и сердцу, как поётся в украинской народной песне: "Ны помогуть слёзы горю, так хоч сэрцю лэгшэ будэ".

Каким образом и откуда была занесена чума никто так и не узнал. В деле "о чуме" на рогатом скоте имеется только рапорт уездного начальника от 12 июля 1889г. о том, что первоначально чума появилась на скоте купца-приказчика Подковырова.

Так уж построена жизнь. Не успела пройти одна беда, как тянет за собой другую. Только что была локализована чума, как в сентябре месяце 1891 г. появилась скарлатина, сначала в посёлке Оторвановка в семьях Марченко и Вострикова, затем перенеслась в Верхний посёлок. Испуганная новым бедствием администрация организовала "Комитет народного здравия", в состав, которого вошли: председатель уездный начальник Сунгуров, уездный врач Н. Чеботарёв, военный врач Арефьев, священник А. Мазохин, заведующий 2-х классным училищем В.Е.Лапшин и городские депутаты: Шевцов, Богомолов, Холоденко, Ермаков.

Итак, с одной стороны, голод, с другой - чума и скарлатина, как бы сговорившись между собой, решили извести актюбинцев, довести их до отчаяния. Но благодарение Богу, эпидемия скарлатины не приняла широких размеров и вскоре была локализована. Умерло 9 детей и 2 взрослых.

Наконец и казна пришла на помощь голодающим поселенцам. Стали выдавать пособие - по 30 фунтов пшеницы и 10 фунтов мяса на каждого едока в месяц. Правда, эта ничтожная помощь, не на много помогла поселенцам, и общего материального положения не улучшила: если каждый из них был как-то накормлен, то голодал и умирал последний, уцелевший от чумы скот, так как сена достать было практически невозможно и цена его возросла до 10 рублей за воз. В довершение ко всему затянулась весна и была очень поздней. Положение становилось безвыходным: израсходовав последний запас гнилых соломенных крыш "стрих" скот стали кормить ветками тальника, но истощённые животные всё равно погибали. Наступил голодный год - первый по-настоящему голодный год в Актюбинске. 1891 год.

Сказать, что на улицах валялись трупы умерших нельзя, но случалось, что от голода вымирали целые семьи. В 1892 году, после голодного года, многие жители покинули Актюбинск и переселились большею частью в Сыр-Дарьинскую область в Аулиатинский и Чимкентский уезды.

- Поедем в Сындарынск, - говорили одни.

- Там хлеб родится без дождя, - говорили другие.

- А зимы почти не бывает, обильные сады, - говорили третьи.

- Там прямо рай земной, - кричали четвёртые и ехали, ехали, ехали...

Подобные рассказы производили магическое действие на людей, измотавшихся от целого ряда бедствий и несчастий, и они стали покидать Ак-Тюбе. Жутко было смотреть на оставшийся город. Словно после пожара или землетрясения стояли полуразрушенные землянки, большинство из которых врыто в землю "по оконця". Город производил тягостное впечатление. Поля осиротели. Однако жизнь продолжалась. Строились казённые здания, приезжали новые поселенцы, рождались дети.

В 1884 г. в Верхнем посёлке был избран старостой торговец М. Габбасов. Но вот в 1884 году прибыла новая партия переселенцев из области войска Донского и стала заселять местность на расстоянии одной версты к Югу от Татарского посёлка Верхнего, благодаря чему образовался новый посёлок, который назвали "Оторвановка", или Ново-Черкасская слободка, а посёлок Татарский /Верхний/ с течением времени стал носить название города. Такое преимущество в этой части поселения, по-видимому, было дано ввиду концентрации в ней всей торговли. Старостами в новом посёлке "Оторвановка" были: Марченко, Кривоножкин, Прокопенко, Бородаенко.

Первая зима для поселенцев была весьма благоприятная: тёплая и малоснежная. Скот зимовал без сараев в открытых изгородях. Сено было дешёвое: 50 копеек воз. Словом, ни в хлебе, ни в сене у поселенцев нужды не было, так как большинство из них привезли с собой некоторый запас из Кардаиловской станицы, где был ими собран хороший урожай.

А вот за несколько лет до появления донцов в актюбинских степях первые поселенцы в 1879 году, пережили настоящий голод. Всё лето были настолько сильные жара и сухие ветра, что почти до самого Ильина дня не было ни одного дождя. От жары и бескормицы скот изводился. Все посевы погибли.

И только с августа месяца пошли беспрерывные дожди: поля зазеленели, но вскоре всё было убито ранними морозами и для поселенцев наступило безвыходное положение: запасной хлеб приходил к концу. Единственное спасение поселенцев было только в заработках при постройках военных казарм.

Заработную плату в то время платили: мужчинам по 50 копеек, а женщинам по 25-30 копеек в день. За доставку камня по 12 рублей за куб.

Наступила осень, и хлеб неимоверно вздорожал: пуд ржаной муки стоил 3-4 рубля. Затем наступила зловещая зима. У поселенцев не было ни корма для скота, ни хлеба для себя, в кармане ни гроша, так как заработанные деньги на стройке пришлось проесть ещё летом. Запаса сена и хлеба у торговцев не было, а если и был небольшой, то только .у Ахмета Садыкова.

Между тем зима никого не щадила и с каждым днём приносила поселенцам всё новые и новые ужасы. Изнурённые и голодные люди, наконец, были вынуждены томиться у солдатских казарм, в ожидании воспользоваться крохами от солдатского стола. И кто первый получал солдатские куски, тот в этот день был счастлив, остальные же с поникшей головой возвращались обратно по домам, где их с плачем встречала голодная семья.

Так прожили до марта месяца, отчасти, поддерживаемые воинским начальником Калмыковым и торговцами Саморуковым и Садыковым, первый иногда раздавал поселенцам мясо, последний же делился сеном.

Наконец, с марта месяца было разрешено брать от казны пособие, как для продовольствия, так и для посева. Поселенцы сначала облегчённо вздохнули, но скоро вновь закручинились. Наступила весна, землю обрабатывать было не на ком, скотины почти не осталось, а оставшаяся была еле-еле жива, хотя некоторые встретили поддержку в рабочем скоте от Садыкова, однако, большинству оставалось молча сидеть дома и с тоской глядеть на осиротевшие поля.

Весна 1880 г. была поздняя, а лето дождливое, хотя урожай хлебов и трав был хороший, но поселенцы не могли оправиться, так как посевы были весьма незначительными и не могли обеспечить хлебом полуголодных землевладельцев на целый год.

Пришла беда отворяй ворота. Не успели пережить ужасы прошлого года, как беда снова постучалась в дверь. С 1881 г. по 1883 г. включительно посевы уничтожались саранчой. Ужас поселенцев-землевладельцев был неописуем. И только в 1884 году судьба над ними сжалилась, и пёстрыми скворцами, налетевшими целыми тучами саранча была уничтожена.

Весь этот несчастный период времени переселенцы существовали только личными, случайными заработками на постройках военных, а также казённых, гражданских зданий для уездной администрации и суда. Все здания строились весьма добросовестными подрядчиками М.Мошковыми, имеющими в Оренбурге пивоваренный и кирпичный заводы.

15 ноября 1882 года подрядчиком Мошковым были сданы, как вполне законченные постройки, следующие казённые здания: 1) квартира уездного начальника, ныне квартира председателя съезда крестьянских начальников; 2) дом для квартир двух письмоводителей уездного управления и для самого уездного управления (ныне уездное управление); 3) дом для квартиры помощника уездного начальника (ныне то же); 4) дом для квартиры уездного судьи и его переводчика (ныне уездного начальника); 5) дом для квартиры уездного врача и акушерки (ныне уездный приёмный покой).

30 июля 1883 года вместо генерал-майора Константиновича был назначен военным губернатором Тургайского области генерал-майор Проценко, который заступил в управление областью с запозданием, так как некоторое время, как видно из дел, областью управлял вице-губернатор Ильин.

Александр Петрович Проценко родился 23 ноября 1836 года. В офицеры был произведён в 1855 г., затем окончил курс в Николаевской академии генерального штаба. Благодаря способностям быстро двигался по службе и достиг чина генерал-майора и должности губернатора Семипалатинской области, оттуда 5 июня 1883 года был перемещён военным губернатором Тургайской области, где и пробыл до начала 1888 года.

А.П. Проценко оставил о себе среди первых поселенцев Ак-Тюбе самую светлую память. Он не только был гуманным и доступным для всех человеком, но и внимательным к нуждам простых людей, принимал все меры к благоустройству поселенцев, и они обращались к нему как к родному отцу, и верили ему твёрдо и непоколебимо.

Генерал-майор Проценко ежегодно приезжал в Ак-Тюбе, интересовался нуждами переселенцев, устраивая их особенно в поземельном отношении. Он не только указал место для заселения нынешней Новочеркасской слободки, но и отвёл несколько первоначальных мест для частных застроек.

Весьма интересный рассказ Ф.М.Тениряднова о том, как Проценко лично размерял и делал разбивку, а также отводил дворовые места и учил этому поселенцев, среди которых способнейшим оказался М.М. Марченко - ему Проценко и поручил дальнейший отвод мест.

"Начало поземельного устройства поселенцев в Тургайской области и, в частности, в Ак-Тюбе было положено г-м Проценко, который, вступив в управление областью, стал лично объезжать заселяющиеся в области, местности и в 1885 году перед Министром Внутренних дел возбудил вопрос о колонизации Тургайских степей.

В представлении своём по этому вопросу г-н Проценко просил разрешения ввиду общей пользы колонизировать степь русскими поселенцами, дозволить пожелавшим водворяться в Илецком уезде, а также селиться на избранной ими местности на следующих условиях:

1. Отвести на каждого работника от 10 до 15 десятин:

2. Земли, свободные от зимовых стойбищ киргиз, отвести бесплатно, в случае же необходимого занятия киргизских зимовок, вознаграждать киргиз за снос построек из местных источников, к примеру, из остатков от добровольных земских сборов.

3. Поселяемым крестьянам предоставить право образовать сельское общество на общем положении.

На таких же основаниях г-н Проценко полагал отводить места для поселений и в других местах, причём при заселении вообще степи отдать преимущество тем пунктам, которые лежат на почтовых трактах с той целью, чтобы поселения эти могли впоследствии служить удобными почтовыми станциями (Представл. от 28 февраля 1885г. №1309).

На свой запрос г-н Проценко в феврале месяце 1886 г. из министерства получил ответ, что ввиду существующих условий пользования землёй кочевыми киргизами министерство признало устройство исключительно земледельческих поселений внутри степей неудобным, и разъяснило, что было бы крайне несправедливо отбирать у киргиз необходимые им зимовки для предполагаемых поселений с вознаграждением владельцев за счёт киргизских же обществ уплатою из сборов, предназначенных для других целей.

В заключение министерство поручило военному губернатору, чтобы не вовлекать просителей в напрасные издержки, разъяснить ходатайствующим о поселении в области крестьянам о невозможности удовлетворения их ходатайств в настоящее время. (Предл. 14 февраля 1988 года № 86).

Твердо, убежденный в возможности, хотя бы с политической точки зрения, русской колонизации степей г-н Проценко в новом представлении вновь высказал убеждение в полной возможности и необходимости разрешения этого вопроса о колонизации Тургайского края, он указал на то, что в общегосударственных интересах невозможно оставить огромное пространство, отделяющее Оренбургский край от Туркестана, совершенно без русской колонизации, и что для связи наших владений в Средней Азии с внутренней Империей необходимо создать цель русских земледельческих поселений в Тургайской области по направлению к Туркестану.

Министерство Внутренних дел, однако, вновь не согласилось с соображениями военного губернатора и осталось при данном им указании, как основанного на постановлениях имевшего в то время сил закона (Врем. полож. 18б8 г.)".

Хотя со стороны министерства и не последовало удовлетворения на ходатайство г-на Проценко, но, тем не менее, последний всевозможными мерами поощрял, и наряду с ходатайством перед МВД он, однако личными мерами устраивал поселенцев.

Так, например, по его настоянию в 1887 году казахами Актюбинской и Каратугайской волостей было составлено два Приговора об уступке под городской отвод и покос зимовых стойбищ 81 кибитковладельцев с прилегающими к ним пахотными землями, причём актюбинский и уйсылкаргинский волостные съезды отвели в свою очередь места под зимовые стойбища и угодья, смещённым с городского отвода кибитковладельцам. Кроме того, за перенос зимовок было выдано каждому по 35 руб.

Отвод этих земель произошёл следующим образом: господин Проценко приехав весной в 1887 г. в Ак-Тюбе, долго добивался согласия казахов на добровольную уступку своих угодий, но, не добившись ничего, уехал в Оренбург, поручив это дело младшему помощнику Уездного начальника Дорбисалию Беркимбаеву. Последний в свою очередь обратился к султанам Арунгазыевым и дело было улажено. На второй год было снесено несколько казахских зимовок находившихся вблизи Ак-Тюбе, причём из устья рек Илека и Каргалки выселялись известные Сулеймановы, занявшие новое место на р. Дамбаре Актюбинской волости. (Карим Сулейманов -управитель Актюбинской волости).

Таким образом, площапь земли при укреплении Ак-Тюбе расширилась с 8900 десятин до 27101 десятины, которые формально были замежёваны землемером Ромашёвым только, в 1891 году при военном губернаторе генерал-лейтенанте Барабаш.

Яков Федорович Барабаш происходил из дворян Полтавской губернии. Родился 12 мая 1838 года. По окончании курса в Александровоком кадетском корпусе в 1858 году был произведён в офицеры. Я.Ф., как способный офицер, занимал разнообразные должности, блестяще выполняя всевозможные поручения. 6 февраля 1888 г. в чине генерал-лейтенанта г-н Барабаш был назначен военным губернатором.

По каким-то причинам Положение от 25 марта 1891 года было введено только в октябре 1893 года. Согласно этому положению Укрепление Ак-Тюбе преобразовывалось в Уездный город Актюбинск, который, как бы чувствуя своё гражданское превосходство над предшественником своим Ак-Тюбе, явился началом материального улучшения поселенцев.

Начались хорошие урожаи хлебов и трав в течение трёх лет подряд (1892-1894). Но на фоне новой гражданской жизни Актюбинска, наряду с материальным улучшением, вновь появилось мрачное зловещее пятно: с 1893 года начинает свирепствовать дифтерит, унёсший много жизней, преимущественно детских, но умерло много и взрослых (Пётр Михайлюк и много других).

От этой эпидемии сильно пострадали следующие семьи: Литвишко, Барбетовых, Капраловых, Шаповаловых, Васильченко, Худашаевых, Лебеденко, Есиповых, Максименко, Потудиных, Житниковы, Наливайко, Гузеева, Мисюрина, Деева, Щербаковых, Непогодиных, Бахмутовых, Авериных, Бондаренко, Хижняков, Заззулиных, Гулова, Полякова, Крохмалёва, Чувильского, Ивановых, Дедиковых, Кулебиных, Простевых, Нехаевых, Камиссарова, Борисовского, Михайлюка и много других.

Для борьбы с эпидемией организовали Комитет Народного Здравия, была оборудована изоляционная палата, но дифтерит продолжал свирепствовать, унося ежедневно, новые и новые жизни. В некоторых семьях болезнь сделала полное опустошение, так, например у Борисовского умерли все семеро детей.

Как относилось население к изоляционной палате, говорит следующее донесение врача Уездному Начальнику:

"Сего числа Полицейский (городовой) Простев при посещении лично его больного ребёнка, находящегося до этого в невозможных гигиенических условиях, на увещевание моё отделить больного ребёнка в палату, в присутствии фельдшера позволил в самой грубой форме отвечать: что он этого никогда не дозволит, что он де знает какая это палата и т.п. По-моему мнению, Простеву, как полицейскому, не следовало бы подавать жителям Ак-Тюбе пример грубого обращения с заботящимися о них врачами при исполнении ими служебных обязанностей".

Нужно заметить, что ребёнок Простева Яков, помещённый в палату, вернулся оттуда с одним глазом. Этот случай с Яковом Простевым долго возбуждал поселенцев против медицинского персонала.

К великому удивлению приходится слышать и в настоящее время воспоминания довольно таки сознательных людей о том, что "изоляционная" содержалась в довольно таки антигигиеническом состоянии, медицинский надзор был слабым и небрежным, что гибельно отражалось на состоянии больных, на теле которых появлялись нарывы и всевозможные струпья. Эти нарывы якобы и послужили причиной повреждения глаза у мальчика Простева. Наряду с этим, как ни странно приходится слышать великую благодарность существовавшей тогда крошечной, согбенной старушке Петровой, которая очень успешно оказывала помощь самым безнадёжным больным и вылечивала их. Пётрова безошибочно вычисляла время созревания дифтерита в горле и пальцами рук выдавливала нарывы. Для удержания полости рта в открытом состоянии пользовалась специальным приспособлением, изготовленным ею же самой. Старушка жила где-то на окраине, и найти её было не так то просто. Оплаты не просила, но ни от чего и не отказывалась.

Заведовал палатой врач Чеботарёв, тот самый который "изобрёл" порошки из мела и сахара. Порошки активно раскупались, как горожанами, так и казахами. Во время холеры Чеботарёв "изобрёл" два лекарства: "Бакланову–настойку" и настойку на тараканах. Он никогда не прикасался к больному, ухитряясь делать осмотры на расстоянии. Для этой цели использовал даже свою тросточку. Из-за отсутствия медицинского надзора в больницу часто приглашались знахарки (та же Петрова) и другие "медицинские светила" того времени. Практиковались и такие методы лечения: обрезались соединённые концы рубашек больного или матери, пересыпались семенами "блыкоты"-дурмана, зажигались и этим дымом окуривали больного.

Сплошная темнота и вера в сверхъестественные силы отправили на тот свет множество людей. Дифтерия прекратилась весной 1894 года. На городском кладбище прибавилось ещё более сотни могил.

Но зато город Актюбинск обошла холера, которая в это время свирепствовала в Оренбурге и связь, с которым была прекращена надолго. По всем направлениям в степи "свирепствовали" казачьи карантинные разъезды.