Оглавление.
Назад. Далее.

Колумбы актюбинского промышленного производства. Ефрем Каюдин.

В Орск за хлебом. Встреча у водовозки. Снова вмешивается вездесущий Чикалов. Поездка Ефрема в Оренбург. Майор Калмыков организует встречу Каюдиных с Арынгазыевыми. Начальник Уезда лично «нарезает» место для будущей ветряной мельницы в одной версте восточнее переезда через Саздинку. «Дикий» камень для жерновов нашли в районе Батамши. Не было ни одной, а тут сразу 6 мельниц, 2 маслобойки, просорушка… Каюдин привозит из Самары и устанавливает первый паровой двигатель «КАЛЬМАН». В день пуска у мельницы собралось всё население города. Через два года рядом запускается второй форсуночно-мазутный двигатель. В рабочем классе «ходят» только родственники.

 

Несколько слов о начале развития промышленного производства. К моменту переименования Укрепления в город (1890-1893) Ак-Тюбе уже насчитывалось: каменных построек - 2, деревянных – 53, саманных (в том числе и землянок) – 276. Несмотря на массовый выезд в Сыр-Дарьинскую область на место выбывших прибывали всё новые и новые семьи.

Осталась нетронутой только улица Старожительская. Усвоив простейшую житейскую мудрость "Хорошо там, где нас нет" люди медленно, но верно пускали свои корни. Уже тогда было понятно, что это и есть костяк будущего города, который продолжал расти, и кому-то надо было решать, наконец, проблему размола зерна.

До сих пор зерно мололи в станице Крашениннинской и в Орске, иногда в Оренбурге. Проблема превращалась в настоящий культ, если не сказать больше. Семьи, у которых было ЧТО молоть, готовились к этому целый год. В любом случае мука должна быть в доме до осенних дождей, иначе беда. О том, что такое "размол" рассказал на "чаепитии" в 1969 году старожил города К. Шаповалов.

- Мне было где-то около десяти лет, когда отец пообещал взять меня на мельницу в Орск. Предвкушая удовольствие от будущей поездки, я с большим интересом принялся помогать ему в подготовке. В процессе работы выяснилось, что я буду не только у него "погонычем", но и выполнять на стоянках роль пастуха. Это не только вызывало у меня гордость, но и пугало. Уж больно я был наслышан об этих поездках. Тем более, что стадо набиралось где-то более 30-ти голов. "Компания" состояла из 8-ми семей, которые снаряжали 10 возов. Некоторые, как и мой отец брали дополнительно "на всякий случай" еще по одному быку, который, как правило, на налыгаче плёлся сзади. Отец, приурочив, специально для этого случая, "справил" бричку на железных осях, натянул тент, приобрёл трёхвёдерный деревянный бочонок для воды, "пересыпал" ступицы. Он ехал в Орск четвёртый раз. И вот, где-то во второй половине сентября все десять подвод выстроились "на выезде" в сторону переезда через Илек, помолились и тронулись в путь.

Если сказать честно, то роль погоныча я исполнял не часто. Дороги, как таковой, практически, не существовало, а в некоторых местах колея "расползалась" на два-три направления сразу. Так что обоз возглавлял отец, ведя волов за налыгач. Без "поводыря" быки просто останавливались, не зная куда идти. В Орск мы прибыли дней через девять к вечеру. "Кампания" подсобралась дружная, и за четверо суток мы перемололи всё зерно. Отдав хозяину "гарци", через девять суток были уже дома. Если "погоныча" из меня не получилось, то в подпасках я был незаменим. Что запомнилось? Бесконечно долгая дорога, если её можно было назвать таковой. Самого Орска я практически, не видел. Но мне показалось, что он был больше, чем Актюбинск.

Проблему размола зерна надо было решать на месте. Первым построил "ветрянку" а вслед за ней и ручную маслобойку Ефрем Яковлевич Каюдин, старший сын первого поселенца. Но качество муки было низкое. Вся проблема заключалась в жерновах и площади лопастей ветряка. С учётом этих, да и других недостатков, в 1888 году Леонтий Свинолупов построил вторую мельницу. Третью, на Оторвановке "собрал" вместе с просорушкой Григорий Карпенко. В то же время Ефрем Каюдин всё своё "хозяйство" переводит на пар. Это был уже прогресс. А всё начиналось так.

 

Ефрем Каюда (Каюдин)

Как-то в середине февраля 1883 года у водовозки обслуживающей Нижний посёлок Ефрем Каюда случайно встретил исполняющего обязанности старосты посёлка Алексея Потудина, который пытался в чём-то урезонить хозяина водовозки Сергея Тениряднова. Поставив бадейки на снег, Ефрем, молча слушал спорщиков, поджидая пока Тениряднов освободится.

- Вот хорошо, что ты подошёл Ефрем. Опять Сергей просит поднять цену на воду и сразу до копейки. Неужели не хватает на хлеб? – спросил Ефрем у водовоза.

- На хлеб хватает, а вот с овсом не получается, – ответил хозяин подводы.

- Тогда почему не жалуется Шамиль? У них в Верхнем посёлке, что меньше воды расходуется? Если по мне, то полкопейки за бадейку вполне достаточно. - Настаивал Алексей.

Ефрем, выслушав обе стороны, спросил у Тениряднова.

- Ты, что Сергей забыл, как я с тобой рассчитывался за прошлый месяц? Правильно… гусятинкой… Принимаешь ты и куропаток, и зайчатину словом семья не голодует. Скажи спасибо, что хоть так люди расплачиваются. Полкопейки на дороге тоже не валяются. Да и откуда у людей деньги?

- Большие заносы, до полдня каждый день родники откапываем, – не унимался Тениряднов. - Надо подъездную дорогу мостить…

- Вот и мостите, кто вам мешает. Или двум здоровым мужикам не под силу? Мы можем третьего нанять. У вас же лошади, телеги…

- Н…нет – растерялся Тениряднов. – А вы видели, какие бадейки бондарь делает? В полтора раза объёмистее… прежних… Это что? – не сдавался водовоз.

- Какие заказывают, такие он, и делает, – подытожил разговор Потудин.

- А что дед Яков, ещё не перестал бредить мельницами, – перевёл он разговор на другую тему, подставляя под струю вторую бадью.

- Дед Яков, - стараясь попасть в тон собеседнику, ответил Ефрем, - не перестал думать о мельнице, только вот опчество почему-то ни куёт, ни мелет. Как поговорили в декабре, так всё и осталось, будто заговорил кто. Одному Каюде тут не осилить. Общественность поднимать надо.

- А что общественность, - ответил Потудин. – обыкновенный помол муки превратился в настоящую муку. Сто вёрст надо оттопать, чтобы смолоть мешок муки. Выходит у Крашениннинских мужиков мозги круче… Подумай Ефрем, подскреби пайщиков и как говорится с богом.

Дома Ефрем застал соседа Ивана Мощена и в его присутствии рассказал отцу о разговоре.

- А чего думать, - вспылил Яков, - сколько можно думать, дело надо делать, - завёлся старик.

- Вот что. Ефрем, отсеемся, продадим пару волов и поедешь-ка ты в Оренбург, найдёшь сведущих людей, поговоришь, может немец попадётся… Не святые же, в конце концов, горшки лепят. Ты ведь тоже любишь возиться с железками. Согласен? Слышал Иван? А может, я не то говорю?

- Нет, нет, Яков Гаврилович … вы говорите то … а что касается меня, то я всегда готов помочь, … может по кузнечному делу или советом …

- Тогда будем считать, что у Каюдиных появился первый компаньон Иван Мощенский. Нет, нет, Пан Мощенский.

Все засмеялись

Утром Мощенский встретился со своим "крестником" Чикаловым, который уже имел своё дело в Оренбурге и рассказал о ночном разговоре.

Чикалов, человек дела поделился новостью с военным начальником майором Калмыковым, тот в свою очередь с уездным начальником подполковником Петром Ивановичем Сунгуровым и дело сдвинулось, наконец, с мёртвой точки.

Уже через неделю "подсев" к обозу, следовавшему в Оренбург за стройматериалами, Чикалов и Каюда, утопая по колено в снегу, бодро шагали в контору местного Географического Общества, где трудился отставной вахмистр, бывший помощник картографа при экспедиции Борха-Баллюзека Владимир Савельевич Усольцев. Чикалов же в этой экспедиции представлял тогда интересы своего хозяина-подрядчика на строительство казарм в укреплении, купца Мошкова.

- Господин Каюдин - будущий предприниматель, представил своего спутника Чикалов высокому худощавому человеку в очках. - Ефрем Яковлевич интересуется мельницами и другими злачными местами. - Человек, улыбнувшись, протянул Ефрему руку.

- Усольцев. Добро пожаловать в наш Оренбург. Проходите, садитесь, рассказывайте.

За "магарычом" уже в курене хозяина разговор был продолжен, скорректирован и принят единогласно к исполнению. Усольцев на "паевом" принципе согласился не только "оказать содействие" в показе действующих объектов, но и изобразить их на рисунках, вплоть до рабочих чертежей отдельных узлов и деталей. Всё складывалось на редкость удачно. Чикалов через двое суток уехал обратно в укрепление, а Ефрем остался в распоряжении бывшего вахмистра. Непривычная обстановка создавала какое-то экстремальное чувство, активизировала память, заставляла действовать. Таким образом, за две недели было изучено четыре ветряных, две водяных и даже одна паровая мельница. Усольцев работал, непокладая рук, используя каждую минуту. Пришлось для бумаг сшить специальный холщовый мешок. Но тут кончились "магарычные" деньги и надо было возвращаться в Актюбинск.

Окрылённый поездкой, Ефрем подробно не только рассказал, но и показал рисунки Усольцева, что у всех родственников вызвало восторг. Появились первые пайщики, среди которых Леонид Свинолупов, Иван Сотников и Константин Богомолов.

У каждого талантливого человека есть один крупный "недостаток". Доброта излишняя и доверчивость к людям. Так случилось и с Ефремом, который слишком поверил в искренность намерений своих пайщиков. Он часами рассказывал обо всём, что увидел и услышал в Оренбурге, не скрывал и своих соображений по поводу упрощения и улучшения технологической цепочки. Целыми неделями рисунки и чертежи находились у новоявленных "компаньонов". Как потом оказалось, это была первая и последняя ошибка Ефрема Каюды, теперь уже с лёгкой руки Чикалова, Каюдина.

Однако сам он об этом никогда не признавался вслух. Ефрем был убеждён, что у каждого доброго начинания должен быть один хозяин, а всё остальное приложится. Только тогда можно ждать желаемого результата. Не случайно своим жизненным кредо он считал слова, унаследованные от отца Якова Каюды:

"Умному хозяину достаточно одной головы, а дураку - и сотни мало”.

Начали просчитывать свои финансовые возможности. По результатам выходило, что если продать специально выделенных для этой цели 2-х коров, тёлку "пэрвистку", двух быков, лошадь и собрать кое-какие сбережения родственников, то этого не хватит, чтобы погасить и половину расходов. Компаньоны-пайщики свои сбережения “засвечивать" не спешили. По всем законам экономического понятия получался классический тупик.

Однако молва о строительстве в городе семейством Якова Каюды мельницы обрастала всё новыми и новыми слухами. Не оставались в стороне и финансовые проблемы. Военный начальник Калмыков посоветовал обратиться к султанам Арынгазыевым, и даже пообещал организовать встречу со Старейшиной рода. Как сообщил вездесущий Чикалов, майор якобы сказал: "Помогут, не помогут, но попытка, как говорится, не пытка".

Такая встреча состоялась во второй половине мая 1884 года в родовом ауле Арынгазыевых. На этом месте в 30-х годах потом будет открыт дом отдыха. На встрече присутствовал и майор Калмыков с переводчиком в сопровождении почётной группы казаков. Надежды на положительное решение проблемы практически, не было. Возглавлял "переговорщиков" Яков Каюда с сыновьями, пригласив в качестве компаньонов Леонтия Свинолупова, Сотникова, Богомолова и Моисея Мощена, которому только, что исполнилось 18 лет, и который неплохо читал и писал.

Поселенцы с первой же минуты были шокированы вниманием к ним и гостеприимством хозяев. Удобно расположившись за дастарханом, все ждали, что "скажет хозяин” Арынгазыев. Тот поднял руку, требуя тишины и внимания.

- Я приветствую уважаемых наших гостей, я приветствую Большого Начальника посетивших наше скромное жильё. Я желаю всем вам здоровья. А сейчас я хочу послушать причину, заставившую вас бросить все дела и приехать к нам.

Воцарилась пауза. (Подробное описание встречи, сделанное со слов Моисея, опубликовано в АГВ № 2 под заголовком "Восточная раскладка"). Оправившись от растерянности, Ефрем изложил свои предложения.

Суть их состояла в том, чтобы совместными усилиями построить ветряную мельницу, а потом или вместе эксплуатировать её, или Каюдины выплатят позаимствованную сумму с процентами. Сроки погашения долга устанавливают Арынгазыевы. Был ещё вариант, связанный с отработкой долга. Все почему-то считали, что хозяева предпочтут именно второй вариант.

Старейшина перекинулся несколькими словами с присутствующими родственниками, и наступила пауза.

- А сколько будет стоить ветряная мельница? – спросил Арынгазыев. Ефрем назвал цифру с "прикидкой".

- Не беспокойтесь, - вмешался Свинолупов, - всё будет оформлено на бумаге согласно закону.

Снова воцарилась пауза. Затем среди хозяев пронёсся какой-то приглушённый ропот. Старейшина рода снова поднял руку.

"Закон в степи один, - сказал он, глядя на Свинолупова, - сильного побеждай, слабого защищай, бедному помогай. Если человек решил сделать для людей благое дело и обратился к соседу за помощью, значит, это хороший человек, и наш род такому человеку всегда поможет. Но никаких бумаг никто из нас подписывать не будет. Я могу согласиться с вашим выбором, однако ветер не лучший помощник, и не всегда подвластен человеку, он может натворить много бед. (Где-то около десяти лет назад над урочищем пронёсся ураган, который уничтожил много скота, и были даже человеческие жертвы). Я вам по силе возможности окажу помощь, но у меня есть условия. Их несколько. О них я буду говорить потом и только с главой вашего рода. Своё согласие или несогласие вы мне скажете ровно через трое суток. И последнее. Вы поможете построить водяную мельницу моему зятю. Здесь, рядом с аулом. Повторяю, помощь я вам окажу, и вы построите обе мельницы. Но каждую весну ваша община должна восстанавливать плотину. Мы в свою очередь будем обязаны выставлять угощение. В общем, и целом вы берёте на себя строительные работы, а я все расходы, связанные с изготовлением жерновов и доставкой их к месту строительства. Установку производите вы и своими силами. Всё. Я закончил". Все растерянно посмотрели на майора Калмыкова.

- А сейчас, - сказал хозяин, - я приглашаю вас на угощение.

Все встали и перешли в другую комнату.

Три дня в укреплении Актюбе бушевали страсти типа: он за кого нас принимает? Даже Яков Каюда был разочарован.

Молчал только Ефрем. Он только один понял глубокий смысл выставленных условий. Поэтому первые сутки фактически прошли без него. На вторые сутки Ефрем и Мощен нашли Чикалова и рассказали ему о встрече. Его ответ был категоричен: "Соглашайтесь!!!". На четвёртые сутки отец с сыном "отвезли согласие" Арынгазыевым.

Параллельно с ветром осваивалась и водная стихия. Первым на реке Каргалке построил водяную мельницу Мурзакай Габбасов, родственник султанов Арынгазыевых. Однако перед этим он договорился с "опчеством" о том, что после каждого паводка "опчество" будет помогать ему, восстанавливать плотину.

Силы у воды оказалось достаточно, чтобы получить наконец-то качественную муку. Поэтому "опчество" регулярно выполняло свои обязательства и каждую весну на восстановлении плотины работало не менее ста человек и полсотни подвод. Габбасову эти двое суток обходились: 4-ре ведра водки, 4-ре барана, 100 пачек махорки. Это примерно 45-50 рублей по тогдашним ценам.

С увеличением количества мукомольных предприятий возникли проблемы с изготовлением и насечкой жерновов, не было специалистов. Таковых привозили из Оренбурга и даже из Самары. Изготовление одного "камня" обходилось в 200-300 рублей. Обновление насечки: 150-200 рублей. На харчах хозяина, разумеется.

В середине 90-х мукомольную проблему города решили семьи: Богомоловых и Сотниковых, соорудив большую водяную мельницу на Каргалке, рядом с ярмарочной площадью. Здесь научились получать муку самых высоких сортов, вплоть до "сейки". Просуществовала эта мельница недолго в связи с пуском железной дороги. Возникли другие условия, появились новые возможности. Однако мельница Габбасова работала вплоть до 1914 года. Дважды была перепродана. Последнего хозяина убили бандиты.

Таким встречал новое столетие промышленный Актюбинск. По городу шныряли расторопные подрядчики, создавались артели землекопов, активно велись изыскательские работы. На горизонте уже в полный свой рост маячила тысячекилометровая железная дорога, которая круто изменит судьбу захолустного степного города. К тому же начиналось и двадцатое столетие.

 

Из воспоминаний старожила города Н.А. ДЕДИКОВА

Должен сразу оговориться. Во время описываемых мною событий глава каюдинского рода Ефрем Яковлевич был уже дряхлым стариком и любимым его занятием считался утренний обход дворовых владений. Причём как снаружи, так и изнутри. С неразлучной своей тросточкой он семенил вдоль забора и часто останавливался, чтобы проверить прочность прибитой им самим когда-то доски, не перекосились ли ворота, не вылезла ли где-то шляпка гвоздя, за которую может зацепиться прохожий человек.

Подобрав как-то осколок зеркала, он долго интересовался, кто бы мог разбить такую дорогую вещь. И это говорил человек, который ворочал, если не миллионами, то достаточно крупными суммами, достаточными, чтобы уездный начальник при встрече подавал ему руку.

Ефрем Каюдин в Актюбинске – это человек-легенда. Первый поселенец. Первый промышленник. Первый враг народа. И родственники, и знакомые прекрасно знали беспокойный характер этого человека, поэтому к его "старческим чудачествам" относились с должным пониманием и уважением. А те, кто знавал его в молодости, считали Ефрема Каюдина своеобразным Колумбом в развитии промышленного производства. Это он внедрил в жизнь актюбинцев такие понятия как ветровые, водяные, паровые и дизельные двигатели, это он привёз в заштатный городок первые рабочие чертежи и научил предприимчивых людей пользоваться ими, это он помог соорудить и открыть в городе первый кинотеатр "Триумф".

Крутой и добрый, щедрый и скупой, справедливый и безжалостный, таким он остался в памяти современников, людей, знавших его.

Но судьба не всегда была к нему благосклонна. Случилось так, что своему сыну Ивану Ефремовичу, кроме нескольких предприятий и известной фамилии, он оставил искусственно приклеенные к фамилии слова-синонимы: "буржуй", "саботажник", "враг народа". Так что Ивану Ефремовичу и Харитине Ильиничне пришлось бороться не только с голодом, холодом и нуждой. К счастью, в семье было не семь "я", а восемь. Антонина, Ольга, Люба, Инна, Серафима, Пётр, Илья и Василий.

- Не жили, - скажет потом одна из дочерей - а выкарабкивались. Но никогда не голодали и не стояли на коленях.

Время шло и настало время засылки сватов. К большой каюдинской фамилии присоединились Ядыкины, Архиповы, Недоступовы, Фомины, Козорезовы, Кодоловы, Дрога, Дедиковы, Ногины …

Казалось бы, нет такой отрасли народного хозяйства, где бы ни трудились представители этой фамилии. От бухгалтера облпотребсоюза до инженера-исследователя космоса. И везде трудолюбие, порядочность, достоинство.

Мужскому населению фамилии повезло меньше. Приклеенный системой, ярлык сопровождал ребят до самой смерти. Хотя…

По отзывам командиров и товарищей "красноармеец Пётр Иванович Каюдин героически сражался с белогвардейской нечистью за Установление Советской власти на Дальнем Востоке". Слова популярной песни: штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни красноармеец Каюдин знал не понаслышке, он в этих боях принимал самое непосредственное участие. Наступило время демобилизации, и он спешит на свою историческую Родину - Актюбинск.

Шесть раз Петра Ивановича арестовывали и шесть раз освобождали из-под стражи после указаний вышестоящих инстанций с формулировкой "не виновен". Однако в тяжёлую для Родины годину Пётр Иванович Каюдин и его младший брат Василий Иванович "пали смертью храбрых на полях сражений, героически защищая Родину". Но в Книге Памяти их имена не значатся. Как, впрочем, и многие тысячи других актюбинцев